Славное кафе на площади Сен-Мишель

Эрнест Хемингуэй. Перевод М. Брук, Л. Петров и Ф. Розенталь

 

Если тебе повезло и ты в молодости жил в Париже, то, где бы ты ни

был потом, он до конца дней твоих останется с тобой, потому что Париж

- это праздник, который всегда с тобой.

Из письма Эрнеста Хемингуэя другу (1950 г.)

 

 

А потом погода испортилась. Она переменилась в один день - и осень

кончилась. Из-за дождя нам приходилось закрывать на ночь окна, холодный

ветер срывал листья с деревьев на площади Контрэскарп. Листья лежали

размоченные дождем, и ветер швырял дождь в большой зеленый автобус на

конечной остановке, а кафе "Для любителей" было переполнено, и окна запотели

изнутри от тепла и табачного дыма. Это было мрачное кафе с дурной

репутацией, где собирались пьяницы со всего квартала, и я не ходил туда,

потому что там пахло потом и кислым винным перегаром. Мужчины и женщины,

завсегдатаи кафе "Для любителей", были всегда пьяны, вернее, пили до тех

пор, пока у них были деньги, а пили они чаще всего вино, которое покупали по

пол-литра или по литру. Там рекламировалось множество аперитивов со странными

названиями, но мало кто мог себе их позволить, разве что для начала, чтобы

поскорее напиться. Женщин-пьяниц называли poivrottes, что означает

"алкоголички".

Кафе "Для любителей" было выгребной ямой улицы Муфтар, узкой, всегда

забитой народом торговой улицы, которая выходит на площадь Контрэскарп. В

старых жилых домах на каждом этаже около лестницы имелся клозет без сиденья,

с двумя цементными возвышениями для ног по обе стороны отверстия, чтобы

locataire (1) не поскользнулся; эти уборные соединялись с выгребными ямами,

содержимое которых перекачивалось по ночам в ассенизационные бочки. Летом в

открытые окна врывался шум работающего насоса, и в воздухе распространялось

сильное зловоние. Бочки были коричневато-желтыми, и в лунном свете, когда

лошади тащили их по улице Кардинала Лемуана, это напоминало картины Брака.

Но никто не выкачивал содержимое кафе "Для любителей", и на пожелтевшее,

засиженное мухами объявление о мерах наказания, предусмотренных законом за

пьянство в общественных местах, так же мало обращалось внимания, как и на

дурно пахнущих завсегдатаев.

С первыми холодными дождями город вдруг стал по-зимнему унылым, и

больше уже не было высоких белых домов -- а только мокрая чернота улицы, по

которой ты шел, да закрытые двери лавчонок, аптек, писчебумажных и газетных

киосков, вывески дешевой акушерки и гостиницы, где умер Верлен и где у меня

на самом верху был номер, в котором я работал.

На верхний этаж вело шесть или восемь лестничных маршей, там было очень

холодно, и я знал, сколько придется отдать за маленькую вязанку хвороста --

три обмотанных проволокой пучка коротких, длиной с полкарандаша, сосновых

лучинок для растопки и охапку сыроватых поленьев,-- чтобы развести огонь и

нагреть комнату. А потому я перешел под дождем на другую сторону улицы,

чтобы посмотреть, не идет ли дым из какой-нибудь трубы и как он идет. Но

дыма не было, и я решил, что трубы, очевидно, остыли, и не будет тяги, и в

комнате будет полно дыма, и дрова сгорят зря, а с ними сгорят и деньги, и

зашагал под дождем. Я прошел мимо лицея Генриха IV, мимо старинной церкви

Сент-Этьен-дю-Мон, пересек открытую всем ветрам площадь Пантеона, ища

укрытия, свернул направо, вышел на подветренную сторону бульвара Сен-Мишель

и, пройдя мимо Клюни бульваром Сен-Жермен, добрался до кафе на площади

Сен-Мишель, которое я хорошо знал.

Это было приятное кафе - уютное, чистое и теплое. Я повесил свой

старый дождевик на вешалку, чтобы он просох, положил видавшую виды фетровую

шляпу на полку поверх вешалки и заказал cafe au lait (2). Официант принес

кофе, я достал из кармана пиджака блокнот и карандаш и принялся писать. Я

писал о том, как было у нас в Мичигане, и поскольку день был очень холодный,

ветреный и неуютный, он получился таким же в рассказе. Я уже не раз встречал

позднюю осень -- ребенком, подростком, мужающим юношей, и пишется о ней в

разных местах по-разному: в одном месте лучше, в другом - хуже. Это

как пересадка на новую почву, думал я, и людям она так же необходима, как и

растениям. В рассказе охотники пили, и я тоже почувствовал жажду и заказал

ром "сент-джеймс". Он показался мне необыкновенно вкусным в этот холодный

день, и, продолжая писать, я почувствовал, как отличный ром Мартиники

согревает мне тело и душу.

В кафе вошла девушка и села за столик у окна. Она была очень хороша, ее

свежее лицо сияло, словно только что отчеканенная монета, если монеты можно

чеканить из мягкой, освеженной дождем кожи, а ее черные, как вороново крыло,

волосы закрывали часть щеки.

Я посмотрел на нее, и меня охватило беспокойство и волнение. Мне

захотелось описать ее в этом рассказе или в каком-нибудь другом, но она села

так, чтобы ей было удобно наблюдать за улицей и входом в кафе, и я понял,

что она кого-то ждет. Я снова начал писать.

Рассказ писался сам собой, и я с трудом поспевал за ним. Я заказал еще

рому и каждый раз поглядывал на девушку, когда поднимают голову или точил

карандаш точилкой, из которой на блюдце рядом с рюмкой ложились тонкими

колечками деревянные стружки.

"Я увидел тебя, красавица, и теперь ты принадлежишь мне, кого бы ты ни

ждала, даже если я никогда тебя больше не увижу,-- думал я.-- Ты

принадлежишь мне, и весь Париж принадлежит мне, а я принадлежу этому

блокноту и карандашу".

Потом я снова начал писать и так увлекся, что забыл обо всем. Теперь

уже рассказ не писался сам собой, теперь его писал я, не поднимая головы,

забыв о времени, не думая о том, где я нахожусь, и мне уже было не до рома

"сент-джеймс". Мне надоел ром, хотя о нем я не думал. Наконец рассказ был

закончен, и я почувствовал, что очень устал. Я перечитал последний абзац и

поднял голову, ища глазами девушку, но она уже ушла. "Надеюсь, она ушла с

хорошим человеком",- подумал я. И все же мне стало грустно.

Я закрыл блокнот с рассказом, положил его во внутренний карман и

попросил официанта принести дюжину portugaises (3) и полграфина сухого

белого вина. Закончив рассказ, я всегда чувствовал себя опустошенным, мне

бывало грустно и радостно, как после близости с женщиной, и я был уверен,

что рассказ получился очень хороший, но насколько хороший - это я мог

узнать, только перечитав его на следующий день.

Я ел устрицы, сильно отдававшие морем, холодное белое вино смывало

легкий металлический привкус, и тогда оставался только вкус моря и ощущение

сочной массы во рту; и глотал холодный сок из каждой раковины, запивая его

терпким вином, и у меня исчезло это ощущение опустошенности, и я

почувствовал себя счастливым и начал строить планы.

Теперь, когда наступили дожди, мы можем на время уехать из Парижа туда,

где не дождь, а снег падает сквозь сосны и устилает дорогу и склоны гор, где

он будет поскрипывать под ногами, когда мы будем возвращаться вечером домой.

У подножия Лез-Авана есть шале, где прекрасно кормят, где мы будем вдвоем и

с нами будут книги, а по ночам нам будет тепло вдвоем в постели, и в

открытые окна будут сиять звезды. Вот куда мы поедем. Если взять билеты

третьего класса, это будет недорого. А за пансион придется платить лишь

немногим больше того, что мы тратим в Париже.

Я откажусь от номера в гостинице, где я пишу, и нам придется платить

лишь за квартиру на улице Кардинала Лемуана, 74, - а это совсем немного. Я

уже отправил материал в Торонто, и мне должны были выслать гонорар. Писать

для газеты я мог где угодно и при любых обстоятельствах, а на поездку деньги

у нас были.

Может быть, вдали от Парижа я сумею написать о Париже - сумел же я в

Париже написать о Мичигане. Я не понимал, что для этого еще не настало время

- я еще недостаточно хорошо знал Париж. Но в конце концов так оно и

получилось. А поехать мы поедем, если жена захочет; я покончил с устрицами и

вином и, расплатившись, кратчайшим путем пошел вверх по холму Святой

Женевьевы к себе домой под дождем, который портил теперь только погоду, а не

жизнь.

- Чудесная мысль, Тэти,-- сказала жена. У нее были мягкие черты лица,

и, когда мы принимали какое-нибудь решение, ее глаза и улыбка вспыхивали,

словно ей преподнесли дорогой подарок.- Когда мы едем?

- Когда хочешь.

- О, я хочу сейчас. Ты же знаешь!

- Может быть, когда мы вернемся, будет уже ясная погода. Здесь бывает

очень хорошо в холодные ясные дни.

- Наверно, так и будет,-- сказала она.-- Какой ты молодец, что

придумал эту поездку.

 

(1) Жилец (франц.).

 

(2) Кофе с молоком (франц.).

 

(3) Португальские устрицы (франц.).

 

• Чтиво